Кадыков Андрей Сергеевич
Впервые я выпил в 16 лет, мой путь к выпивке начался с моего звонка в бар. Это были дни мощного обеда и экстравагантных расходов. Алкоголь был моим другом. Он делал меня счастливым и уверенным. Я чувствовал себя частью, а не меньше, и больше всего алкоголь позволял мне глушить мои страхи и уменьшить мою неуверенность. Сколько бы я ни пил, я редко напивался заметно, терял сознание или страдал от похмелья. Я никогда не отключался. Я гордился своей способностью справляться с большим количеством алкоголя.
Когда-то, не знаю точно когда, но давным-давно что-то изменилось и алкоголь повернулся ко мне, он перестал быть моим другом, а стал повседневной необходимостью. Пьянство больше не доставляло удовольствия. Я пил один, дома, начиная с обеда и продолжая до конца дня. Я не мог напиться. На следующий день я сделал все это снова. У меня не было жизни, у меня было существование. Я понятия не имел, что мое пьянство делает со мной, не говоря уже о моей семье. Моя семья редко пыталась спорить со мной по поводу моего пьянства, потому что они знали, что я все больше злюсь.
У меня было представление об алкоголике как о «неудачнике». Я не был неудачником. Я был партнером в юридической фирме, квартира, машина, семья.
Мой вес резко увеличился, количество холестерина зашкаливало, и я, наконец, сдал анализы на ферменты печени. Как хорошо я помню свой страх, когда мой врач объяснил результаты и сказал мне, что у меня скоро будет цирроз печени. Я знал, что если не брошу пить, то обязательно умру.
Я никогда не пытался бросить пить, но решил бросить курить. В конце концов, насколько это может быть тяжело? Оказалось, что это невозможно. Получив эту новость, я отправился домой. Прежде чем я это осознал, я налил себе крепкого напитка. Помню, я сказал себе: «Что ты делаешь! О, ну, это был тяжелый день, начну с завтра». Наступило завтра, и я снова пил. Я не мог бросить, и я не понимал, почему. Я погрузился в глубокую депрессию и пил еще больше. Я чувствовал себя безнадежным, но не мог просить о помощи.
И однажды моя жена поставила мне ультиматум: “Иди лечиться или уходи из дома и не возвращайся”. Затем у меня наступил момент ясности, когда я услышал, как мои дети рассказывали мне, как они росли в страхе что я пью. Они сказали мне, как сильно меня любят, но если я не пойду на лечение, они не захотят быть частью моей жизни. Моя ярость превратилась в чувство вины и стыда. Поэтому я решил, что пойду лечиться к ним. Мое отрицание того, что я алкоголик, было настолько сильным, что только через 21 день я понял, что пить мне не нужно. Общение с другими людьми с таким же заболеванием дало мне надежду, и я понял, что хочу для себя трезвости. В конце концов я признал, что я алкоголик. Я смотрел на влияние алкоголя на мою жизнь.
Моя жизнь повернулась на 180 градусов, но это было не быстро и не легко. Мне было трудно получить мотивацию и посвятить себя юридической практике, поскольку я понял, что, когда я пил, я не был таким эффективным адвокатом, как я думал. Сегодня я живу трезвой жизнью. Мои дети – часть моей жизни.
Итак, да, я алкоголик, но я бы не променял свой худший день в трезвом состоянии на лучший день в пьяном виде.
